1
Ведь были ж схватки боевые, да, говорят, ещё какие (Л.). Тебе ль с слоном возиться? (Кр.). Подика принеси огоньку запечатать письмо (Г.). Вступило от овец прошение в приказ: что волки-де совсем сдирают кожу с нас (Кр.). А роман всё-таки хорош! (Гонч.). Вряд ли я когда-нибудь увижу реку более девственную и таинственную, чем Пра (Пауст.). Моя хозяйка была пригожа и добра, а муж-то помер, замечай-ка (П.). «Нигде не найдут-с», — отвечал слуга (П.). С этим великаном пришлось порядочно-таки помучаться (Купр.). Клим рассматривал свои мысли как бы издали (М. Г.). Он бы тотчас ушёл, если бы не Лиза (Т.). Давыдов часто просыпался, то ли от того, что гремела крыша, то ли от полуночного холода (Шол.). На пароходе всегда один и тот же толстый капитан, одни и те же бородатые штурвальные, тот же повар (Пауст.).
(110 слов)
2
Ещё раз окинувши всё глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой номер (Г.). Куда же они едут, в гору, что ли? (Т.). Прямой стан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки (Л.). Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, французу отдана? (Л.). Взор обнимал каких-нибудь пять верст пустынного пространства (Т.). Не очень-то весело одному в лесу чёрной осенней ночью (Бианки). Я газет-то не читаю и ничего про это не знаю (Ч.). Заглянул бы кто к Плюшкину во двор, ему показалось бы, что он попал в Москву на щепной двор (Г.). Буланину достался очень широкий пиджак, достигавший ему чуть ли не до колен (Купр.). Что же, разве это для вас дорого? (Г.). «Что ежели, сестрица, при красоте такой и петь ты мастерица, ведь ты б у нас была царь-птица!» (Кр.).
(110 слов)
3
Александр Залесов — так звали рыжего маленького солдата — был ротным связистом и накануне неожиданного немецкого броска находился один вдали от своего подразделения, разыскивая повреждение полевого телефонного провода. Когда немцы открыли артиллерийский огонь,— он на всякий случай ускорил шаг, чтобы скорее обнаружить обрыв и восстановить линию, понимая, что, чем сильнее огонь, тем нужнее связь. Спустившись в овраг, Залесов побежал под уклон бегом и ещё быстрее уходил от своих.
Повреждение он нашёл — провод был перебит миной, — но когда соединил концы его и подключил аппарат, то услышал немецкую речь. Вот, значит, к чему привела артиллерийская стрельба. Пожалев, что не знает языка, Залесов снова разъединил линию, осмотрел свою винтовку и бросился назад, но было уже поздно: по полю неслись немецкие грузовики с автоматчиками.
В овраге Залесов разыскал убежище, нечто похожее на медвежью берлогу между двух вывороченных с корневищами сосен, и отсиделся в нём, выжидая и раздумывая, что делать дальше.
С начала войны Залесову не раз доводилось испытывать превратности судьбы, и сейчас он не очень волновался: всё-таки настоящий фронт был уже не здесь, а где-то далеко на западе. Но осторожность никогда не мешает, и, прежде чем принять какое-либо решение, он старался понять, что же произошло. Заволновался он, только когда услышал совсем близко треск и шум шагов и сквозь корни увидел двух немцев, идущих по его следу вдоль телефонной линии. Залесов определил, что это связисты, значит, плохо дело, если уж враг берёт его работу на себя.
А. Яшин «Единомышленники».
(220 слов)
4
Музыка, которую я слышал в детстве, переломилась во мне, закаменела, а те её взлёты к небу, к звезде, от которых я плакал когда-то, растворились в сердце и стали им самим, и то, что пугало в детстве, было вовсе и не страшно, жизнь припасла для нас такие ужасы, такие испытания и страхи, что прошлое обратилось в добрую, красивую музыку.
Да, музыка та же, и я вроде бы тот же, и горло моё сдавило, стиснуло, но нет слез от детского восторга и жалости чистой, детской, из которой рождалась любовь к земле родной, к своим близким. Музыка разворачивала душу, как огонь войны разворачивал дома, обнажая то святых на стене, то кровать, то качалку, то рояль, то тряпки бедняка, убогое жилище нищего, застенчиво скрытое от глаз людских — бедность, святость, прелюбодейство, — всё-всё обнажилось, со всего сорваны одежды, всё вывернуто грязной изнанкой, и оттого-то, видимо, старая музыка не плакала, не монашилась, а как будто повернулась иной ко мне стороною, звуча древним боевым кличем, звала куда-то, заставляла что-то делать, чтобы поутихли эти пожары, чтобы люди не жались к горящим развалинам, чтобы зашли они под крышу в свой дом, к близким и любимым, чтобы небо, вечное наше небо не подбрасывало взрывами.
Музыка торжественно гремела над городом, глушила разрывы снарядов, гул самолетов, треск и шорох горящих деревьев. Музыка властвовала над оцепеневшими развалинами, та самая музыка, какую, словно вздох родной земли, хранил в сердце человек, который никогда не видел своей родины, но всю жизнь тосковал о ней.
По В. Астафьеву (220 слов)
5
И никогда раньше я не умел так мириться с медленностью времени, как теперь. Прежде, бывало, когда ждешь на вокзале поезда или сидишь на экзамене, четверть часа кажутся вечностью…
Чтобы занять себя мыслями, я становлюсь на прежнюю свою точку зрения и спрашиваю: зачем я, знаменитый человек, тайный советник, сижу здесь? Зачем я гляжу на этот дешевый жестяной рукомойник и слушаю, как в коридоре дребезжат дрянные часы? Разве все это достойно моей славы и моего высокого положения среди людей? И на эти вопросы я отвечаю себе усмешкой. Смешна мне моя наивность, с какою я когда-то в молодости преувеличивал значение известности и того исключительного положения, каким будто бы пользуются знаменитости. Я известен, мое имя произносится с благоговением — и что же из этого? Семейные дрязги, немилосердие кредиторов, грубость железнодорожной прислуги — все это и многое другое, что было бы слишком долго перечислять, касается меня не менее, чем любого мещанина, известного только своему переулку. В чем же выражается исключительность моего положения? Допустим, что я знаменит тысячу раз, что я герой, которым гордится моя родина; во всех газетах пишут бюллетени о моей болезни, по почте идут уже ко мне сочувственные адреса от товарищей, учеников и публики, но все это не помешает мне умереть на чужой кровати, в тоске, в совершенном одиночестве… В этом, конечно, никто не виноват, но, грешный человек, не люблю я своего популярного имени. Мне кажется, как будто оно меня обмануло.
Опять ложусь в постель и начинаю придумывать, какими бы занять себя мыслями. Кажется, все уже передумано и ничего нет такого, что было бы теперь способно возбудить мою мысль.
Когда рассветает, я сижу в постели и от нечего делать стараюсь познать самого себя. «Познай самого себя» — прекрасный и полезный совет; жаль только, что древние не догадались указать способ, как пользоваться этим советом.
А. П. Чехов «Скучная история».
(240 слов)