Алгоритм постановки запятой при обстоятельствах, выраженных деепричастием или деепричастным оборотом
| 1. Выражено ли обстоятельство деепричастным оборотом, который не является фразеологизмом и не образует с глаголом-сказуемым единое смысловое целое? | ||
|
Да |
Нет |
|
| Всегда обособляется | 2. Стоит ли обстоятельство – одиночное деепричастие после глагола-сказуемого и отвечает ли на вопрос «как»? | |
|
Да |
Нет |
|
| Не обособляется | Обособляется | |
Например: «Артамоновы жили ни с кем не знакомясь». Деепричастный оборот не обособляется, так как образует с глаголом-сказуемым смысловое единство («Артамоновы жили» без деепричастного оборота не имеет смысла). Другой пример: «Отправляясь на экскурсию, ребята запаслись всем необходимым». Деепричастный оборот обособляется, так как не образует со сказуемым тесного смыслового единства. Сравните: «Лошади шли не торопясь» одиночное деепричастие не обособляется, так как стоит после глагола и отвечает на вопрос «как». В примере: «Не торопясь, мы направились к морю». Здесь одиночное деепричастие стоит перед глаголом-сказуемым и обособляется.
Алгоритм постановки знаков препинания при оборотах с союзом «как»:
| 1. Имеет ли оборот с «как» сравнительное значение? | ||
|
Да |
Нет |
|
| 2.Присоединяет ли сравнительный союз «как» сказуемое или входит в состав фразеологического оборота? | Не обособляется (союз «как» равен обороту «в качестве») | |
|
Да |
Нет |
|
| Не обособляется | Обособляется | |
Например: «Наш сад как проходной двор» (А. П. Чехов). Оборот с «как» в данном случае не обособляется, так как союз «как» присоединяет именное сказуемое; то же наблюдается в предложении: «Дождь льет как из ведра», где сравнительный оборот приближается к фразеологизму.
Далеко от Москвы
1. Лыжники двинулись в путь еще на рассвете, быстро скользя по яркой лунной дорожке, змеившейся на льду реки. 2. Звезды быстро гасли, уходя в глубину неба. 3. Здесь трасса отдалялась от реки, минуя цепь тесно сдвинувшихся сопок. Подходя к ним, инженеры увидели большую птицу – она парила низко над поляной, делая странные резкие виражи. 4. Чуть приметный серый зверек метался по поляне из стороны в сторону, страшась плывущей по снегу тени своего преследователя. 5.Инженеры поднимались на сопку, оставляя за
собой елочки следов на снегу. Перевалив через гребень, Алексей, шедший впереди, оттолкнулся, чтобы скатиться по склону. Сугроб вдруг провалился под ним. (…) 6. Лыжи остались на ногах, он кое-как снял их и, с силой втыкая в снег, стал пробиваться сквозь сугроб, ища выхода. 7. Он полежал немного, прислушиваясь к гулким толчкам сердца, и заставил себя успокоиться. Не торопясь, оттер заледеневшее лицо и опять принялся разгребать снег. Барахтаясь в нем, он упрямо полз вперед, останавливался на секунду, отдыхал и снова полз.
В. Ажаев «Далеко от Москвы».
(134 слова)
История моего современника
Я невольно взглянул на вершину утеса, стоявшего на нашей стороне, у поворота Лены. До сих пор это место казалось каким-то темным жерлом, откуда все еще продолжали выползать туманы. Теперь над ними, в вышине, на остроконечной вершине каменного утеса, внезапно как будто вспыхнула и засветилась верхушка сосны и несколько уже обнаженных лиственниц. Прорвавшись откуда-то из-за горы противоположного берега, первый луч еще не взошедшего для нас солнца уже коснулся этого каменного выступа и группы деревьев, выросших в его расселинах. Над холодными синими тенями нашей щели они стояли, как будто в облаках, и тихо сияли, радуясь первой ласке утра. Все мы молча смотрели на эту вершину, как будто боясь спугнуть торжественно-тихую радость одинокого камня и кучки лиственниц. Мальчик стоял неподвижно, держась за рукав деда. Его глаза были расширены, бледное лицо оживилось и засветилось восторгом.
В. Короленко «История моего современника».
(131 слово)
Родник
В глуши лесной, в глуши зеленой,
Всегда тенистой и сырой,
В крутом овраге под горой
Бьет из камней родник студеный:
Кипит, играет и спешит,
Крутясь хрустальными клубами,
И под ветвистыми дубами
Стеклом расплавленным бежит.
А небеса и лес нагорный
Глядят, задумавшись в тиши,
Как в светлой влаге голыши
Дрожат мозаикой узорной.
И. А. Бунин
(61 слово)
Белые одежды
Придя в институт пораньше, он сел в своем кабинете у окна и, чувствуя частые сильные удары сердца, как будто выпил несколько чашек крепкого кофе, минут двадцать следил за асфальтовой дорожкой, ведущей к входу. Прошли, беседуя, Анна Богумиловна и Анжела. Прошел с портфелем новый – московский – доцент. С теннисным мячом в руке прошел Краснов, издалека похожий на громоздкого, чуть сутулого первобытного человека, ищущего коренья. И вот показалась она – в знакомой вязаной кофточке, маленькая, полная тайны. Почти пробежала, о чем-то мечтая, влекомая какой-то манящей целью. И Федор Иванович, загремев стулом, оставив распахнутой дверь, вылетел в коридор и там сразу принял независимый вид. Опустив голову, как бы размышляя о чем-то, он прошел половину коридора, и тут Елена Владимировна из-за угла налетела на него, толкнула обеими руками.
В. Дудинцев «Белые одежды».
(93 слова)
Из африканского дневника
Наш путь лежит в Кисеньи. Дорога удивительно живописна. Здесь, так же, как и в Южной Уганде, все склоны гор освоены. Плотность населения очень высокая – сто двадцать человек на квадратный километр. Мы это ощущали на остановках. Стоит выйти из машины, тотчас вокруг нас собирается толпа – человек сорок-пятьдесят. Живописно одетые женщины, в ярких тканях, с ношей на голове. Когда они останавливаются, то поклажу не снимают. Мне часто приходилось наблюдать, как две, три женщины стоят с полными кувшинами на голове и подолгу весело судачат, словно и нет никакой тяжести. Африканца, несущего что-нибудь в руках, встретишь очень редко. Я вспоминаю историю, когда Владимир Владимирович послал мальчика на почту за маркой, тот вскоре вернулся, неся на голове камень. Оказывается, он положил марку на голову, а чтобы она не улетела, придавил ее большим камнем. Особенно интересно наблюдать за дорогой в базарный день. Вереницы африканцев несут на рынок разные плоды и вещи на продажу. Вот горшечник связал пять горшков стопой между тремя шестами, водрузил средний на голову и несет. Женщины и мальчишки несут корзины с маниокой, ананасами. Огромная гроздь бананов может лежать просто на голове без всякой тары. Большие горшки с банановым пивом несут, чуть наклонив горловину вперед. Когда горшок опустеет, горловину наклонят вниз, как знак того, что пива нет.
А. Капица «Из африканского дневника».
(136 слов)
Макар Чудра
Молчит опаловая даль моря, певуче плещут волны на песок, и я молчу, глядя в даль моря. На воде все больше серебряных пятен от лунных лучей… Наш котелок тихо закипает.
Одна из волн игриво вскатывается на берег и, вызывающе шумя, ползет к голове Рагима. (…)
Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, еще не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения.
Все дремлет, но дремлет напряженно чутко, и кажется, что вот в следующую секунду все встрепенется и зазвучит в стройной гармонии неизъяснимо сладких звуков.
М. Горький «Макар Чудра».
(106 слов)
Война и мир
В лесу было жарко, ветру не слышно было. Береза, вся обсеянная зелеными клейкими листочками, не шевелилась, и из-под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленая, первая трава и лиловые цветы. На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составляющих лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными давно, видно, суками и с обломанной корою, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично расположенными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца. Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Все было полно, тенисто и густо, и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми, молодыми побегами. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной зелени, млел, чуть колыхаясь, в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя – ничего не было видно.
Л. Толстой «Война и мир».
(130 слов)
Галантные слоны
Во время выступления слоны проделывают немало интересного. Балансируют, стоя на шарах. Осторожно переступая, передвигаются на этих шарах. Удерживают равновесие, стоя двумя ногами на буме, одной ногой – на маленькой вращающейся тумбе. Поднимаются на задние ноги, как лошадь на дыбы, исполняют стойку на передних ногах, вскинув свое тяжелое тело вверх. Играют в футбол: пододвигают мяч к себе хоботом и бьют ногой. Танцуют: ритмично переступают или вертятся на месте – так сказать, вальсируют. Музицируют: ударяют хоботом по барабану, трясут маракасы-погремушки.
Но это лишь часть выступления. На манеже демонстрируются различные совместные действия слонов и танцовщиц-акробаток. Во время танцев артистки садятся на согнутые дугой хоботы, и слоны, удерживая своих партнерш, вальсируют с ними или равномерно раскачивают их.
К. Ганешин «Галантные слоны».
(80 слов)
Белые одежды
Небо рыжело все ярче, потом начали выступать, прорвались розовые лебединые клики зари, и от этого все темнее, синее становилась замороженная земля. Выйдя из парка, он взял чуть правее – туда, где были бескрайние картофельные поля пригородного совхоза. Темнота уходящей ночи и глубокое оцепенение заморозка окружили его, преградили дорогу. Никого здесь не было, народ спал, не зная, что урожай уже погиб на семьдесят процентов. Конечно, вместо убитой за полчаса ботвы со временем пойдет новая, но лучшие месяцы роста будут потеряны. Повернув назад, Федор Иванович зашагал по мощеной дороге к городу. Когда свернул к трубам, в спину ему ударили первые радостные винно-розовые лучи. Утренние звуки, просыпаясь, бодро вступали в пробуждающий силы хор. В разных концах парка послышалось карканье первых грачей – словно ломающиеся голоса мальчиков-подростков, играющих в футбол. Вдали в Учхозе возник частый пистолетный треск – завели пускач трактора. С реки прилетел низкий короткий возглас парохода и повторился еще несколько раз.
М. Дудинцев «Белые одежды».
(86 слов)
На охоте весной
Место тяги было недалеко над речкой в мелком осиннике. Подъехав к лесу, Левин слез и провел Облонского на угол мшистой и топкой полянки, уже освободившейся от снега. Сам он вернулся на другой край к двойняшке-березке и, прислонив ружье к развилине сухого нижнего сучка, снял кафтан, перепоясался и попробовал свободу движения рук. Старая Ласка, ходившая за ним следом, села осторожно против него и насторожила уши. Солнце спускалось за крупный лес, и на свете зари березки, рассыпанные по осиннику, отчетливо рисовались своими висящими ветвями с надутыми, готовыми лопнуть почками.
Из частого леса, где оставался еще снег, чуть слышно текла извилистыми ручейками вода. Мелкие птицы щебетали, изредка перелетая с дерева на дерево. В промежутках совершенной тишины слышен был шорох прошлогодних листьев, шевелившихся от таяния земли и от роста травы. Ястреб, неспешно махая крыльями, пролетел высоко над дальним лесом. Недалеко заухал филин, и Ласка, вздрогнув, стала прислушиваться.
Л. Толстой «Анна Каренина».
(146 слов)
Зимородок
В последнюю летнюю ночь, после жаркого бездождья, приглушенно рокоча, играя багровыми сполохами, без ветра проплыла из-за Дона туча-великан и разразилась грозовым ливнем. Утро нового дня проснулось по-летнему теплым, но по-осеннему туманным. На каждой травинке, на листьях деревьев, на сосновых иглах и кончиках шишек повисли тяжелые чистые капли. И, не спускаясь к лужам, пили воду тех капель лесные птицы, тихонько перекликаясь друг с другом.
Тих был лес, и тиха вода в маленькой речке: ни рыбешка не плеснет, ни утка не крякнет. Серой беззвучной тенью опустилась у берега цапля, защебетали в никлых тростниках касатки, но ничего не изменилось от этого на сонной реке. Однако тяжелая сонливость, висевшая над берегами, мгновенно пропала, как только просвистел зимородок, усевшись на низеньком лодочном столбике. В сероватом полумраке рассвета из всего его пестрого оперения выделялись только белые пятнышки позади глаз, а ярко-оранжевая грудка, синие крылья и голубая спинка выглядели тускло-серыми, словно отсырели от густого тумана. Посидев на столбике, зимородок перелетел на другой берег, потом вернулся и замер на ольховой веточке, склоненной к речной струе. Что-то не ладилось в такое утро с охотой, и птица то и дело приседала в нетерпении, вздергивая хвостишко, перелетала с места на место, но, не высмотрев верной добычи, будто задремала на том же столбике.
А солнце уже поднялось за туманом, разогнало белесую мглу, и его первый луч сразу преобразил мир, вернув ему все краски, да еще добавив к ним сверкание искр в дождевых каплях.
Л. Семаго «Зимородок».
(173 слова)
Искусство и тайна Фредерика Рюйша
Петр I интересовался анатомией, много раз присутствовал при вскрытиях в Московском анатомическом театре и научился «методически разлагать человеческие тела» и производить некоторые хирургические операции.
Когда Петр в 1716 году снова приехал в Голландию, он встретил Фредерика Рюйша уже как своего старого учителя, с интересом рассматривал новые коллекции и, наконец, после переговоров купил все собрание.
После продажи своей коллекции Рюйш, несмотря на преклонный возраст, продолжал работу: создал новую большую коллекцию и в 1724 году издал ее каталог с посвящением Петру I, рассчитывая, по-видимому, что Россия купит и это собрание. Надежде не суждено было сбыться, потому что Петр вскоре умер. Тогда Рюйш издал новый каталог, посвятив его теперь уже Парижской академии наук, однако и она не купила коллекции. Умер Фредерик Рюйш в возрасте 93 лет. После его смерти коллекции препаратов были проданы на аукционе и рассеялись так, что уже в середине прошлого века в западно-европейских музеях попадались только единичные экземпляры.
Потомкам осталось только собрание, купленное Россией. Оно содержало более двух тысяч препаратов по эмбриологии и анатомии человека. Собрание это было для своего времени необычайно богатым и считалось одним из лучших в Европе.
Сначала все привезенное из Голландии размещалось в Летнем дворце, так же как и отечественные коллекции, перевезенные раньше из Москвы. Первый русский исторический и естественно-научный музей, как известно, получил название Кунсткамеры.
В. Раздан «Искусство и тайна Фредерика Рюйша».
(144 слов)
В тундре
Мохнатые сизые тучи, словно разбитая стая испуганных птиц, низко несутся над морем. Пронзительный, резкий ветер с океана то сбивает их в темную сплошную массу, то, словно играя, разрывает и мечет, громоздя в причудливые очертания.
Побелело море, зашумело непогодой. Тяжко встают свинцовые воды и, клубясь клокочущей пеной, с глухим рокотом катятся в мглистую даль. Ветер злобно роется по их косматой поверхности, далеко разнося соленые брызги. А вдоль излучистого берега колоссальным хребтом массивно поднимаются белые зубчатые груды нагроможденного на отмелях льда. Точно титаны в тяжелой схватке накидали эти гигантские обломки.
Обрываясь крутыми уступами с прибрежных высот, к самому морю хмуро надвинулся дремучий лес. Ветер гудит между красными стволами вековых сосен, кренит стройные ели, качая их острыми верхушками и осыпая пушистый снег с печально поникших зеленых ветвей. Сдержанная угроза угрюмо слышится в этом ровном глухом шуме, и мертвой тоской веет от дикого безлюдья. Бесследно проходят седые века над молчаливой страной, а дремучий лес стоит и спокойно, сумрачно, точно в глубокой думе, качает темными вершинами. Еще ни один его могучий ствол не упал под дерзким топором алчного лесопромышленника: топи да непроходимые болота залегли в его темной чаще.
А. Серафимович «На льдине».
(169 слов)
Бабушка
Говорила она, как-то особенно выпевая слова, и они легко укреплялись в моей памяти, похожие на цветы, такие же ласковые, яркие, сочные. Когда она улыбалась, ее темные, как вишни, зрачки расширялись, вспыхивая невыразимо приятным светом, улыбка весело обнажала белые, крепкие зубы, и, несмотря на множество морщин в темной коже щек, все лицо казалось молодым и светлым. Очень портил его этот рыхлый нос с раздутыми ноздрями и красный на конце. Она нюхала табак из черной табакерки, украшенной серебром. Вся она – темная, но светилась изнутри, – через глаза – неугасимым, веселым и теплым светом. Она сутула, почти горбатая, очень полная, а двигалась легко и ловко, точно большая кошка, она и мягкая такая же, как этот ласковый зверь.
До нее как будто спал я, спрятанный в темноте, но явилась она, разбудила, вывела на свет, связала все вокруг меня в непрерывную нить, сплела в разноцветное кружево и сразу стала на всю жизнь другом, самым близким сердцу моему, самым понятным и дорогим человеком. Это ее бескорыстная любовь к миру обогатила меня, насытив крепкой силой для трудной жизни.
М. Горький «Детство».
(162 слова)
После выздоровления
Бездумно наслаждаясь вернувшейся к ней жизнью, Аксинья испытывала огромное желание ко всему притронуться руками, все оглядеть. Ей хотелось потрогать почерневший от сырости смородиновый куст, прижаться щекой к ветке яблони, покрытой сизым бархатистым налетом, хотелось перешагнуть через разрушенное прясло и пойти по грязи, бездорожно, туда, где за широким логом сказочно зеленело, сливаясь с туманной далью, озимое поле.
Несколько дней Аксинья провела в ожидании, что вот-вот появится Григорий, но потом узнала от заходивших к хозяину соседей, что война не кончилась, что многие казаки из Новороссийска уехали морем в Крым, а те, которые остались, пошли в Красную Армию и на рудники.
К концу недели Аксинья решила твердо идти домой, а тут вскоре нашелся ей и попутчик. Как- то вечером в хату, не постучавшись, вошел маленький сутулый старичок. Он молча поклонился, стал расстегивать мешковато сидевшую на нем грязную, распоротую по швам английскую шинель.
«Ты что же это, добрый человек, «здравствуйте» не сказал, а на жительство располагаешься?» – спросил хозяин, с изумлением разглядывая незваного гостя.
А тот проворно снял шинель, встряхнул ее у порога, бережно повесил на крюк и, поглаживая
коротко остриженную, седую бородку, улыбнулся.
М. Шолохов «Тихий Дон».
(187 слов)
Эпизод из челюскинской эпохи
В это время в Ванкарем прилетел Бабушкин. Его перелет был по-настоящему отважным. Нам сообщили по радио, что летит Бабушкин. Часа через полтора над Ванкаремом появился самолет – маленькая машинка. В бинокль мы рассмотрели двух человек, сидящих открыто, без всякой кабины. Потом заметили, что одна лыжа у самолета висит, как лапа у подстреленного гуся. Лыжа висит, машина идет на посадку. Испугались: зацепится, разобьется. И ведь не прыгнешь вверх, не поправишь. Ждем с замиранием сердца. Машина сделала круг, самолет подходит к аэродрому для посадки. Видим, лыжа поднялась. Оказывается, механизация была там на веревочках. Машина села, вылезают Бабушкин и Валавин – его механик. У Бабушкина отморожен нос. Валавин здоров – он не держал штурвал и мог все время закрываться. Но особенно нас взволновал не нос Бабушкина, а нос самолета. При выгрузке Челюскина этот самолет уронили, раздавили ему нос, чинили, опять роняли, опять чинили. В результате он весь в заплатках, окрашен другой краской, почти фиолетовой. Стойки, поддерживающие плоскости, тоже переломаны и перевязаны веревочкой, шасси прикреплены веревкой. И вот на такой машине в полярных условиях Бабушкин рискнул полететь. Даже при его опыте, а Бабушкин – один из лучших полярных летчиков, было большой отвагой полететь на таком самолете. Но он полетел, чтобы помочь нам в Ванкареме починить самолеты.
Г. Ушаков «Эпизод из челюскинской эпохи».
(138 слов)
Поговорим на языке всех культур
Культурология не просто знание, это особый способ бытия: посреди культур, на перекрестке культур. И потому так существенно, что культуролог очищает ту культуру, к которой принадлежит по рождению и языку, от фетишистского самообожествления. Если другие специалисты так или иначе живут и действуют внутри определенной культуры, бессознательно принимая на себя ее определения, то культуролог делает предметом определения самое культуру и тем самым выходит за ее предел. Этим достигается терапевтическое воздействие культурологии на сознание людей, одержимых навязчивыми идеями и комплексами – навязанными той или иной культурой. Обнажая условность каждой из них, культурология приближает нас к безусловному.
И все же культуролог никогда не может, да и не должен вполне освободиться от своей культуры, той, внутри которой сформирован его интеллект и язык. Задача скорее в другом: стать представителем Культуры в своей культуре, внести в нее всечеловеческий масштаб и вместе с тем возлюбить ту малость, частичность, условность, которая составляет ее удел в царстве культур. Быть может, только возвращаясь из странствия по культурам, освоив множественную систему их ценностных координат, можно вполне оценить прелесть и неповторимость своей собственной культуры, которая уже не пленяет культурологов, как тюрьма, а светит ему, как покинутый и обретенный дом. Он вырвался из ее цепей и теперь возвращается в ее объятия. То, что изнутри подавляло и теснило, извне, свободному сознанию, представляется желанной, обжитой теснотой домашнего рая.
М. Эпштейн «Поговорим на языке всех культур».
(150 слов)
В море
Ночь была темная, по небу двигались толстые пласты лохматых туч, море было спокойно, черно и густо, как масло. Оно дышало влажным соленым ароматом и ласково звучало, плескаясь о борта судов, о берег, чуть-чуть покачивая лодку Челкаша. Море спало здоровым, крепким сном работника, который сильно устал за день.
Челкаш сильным ударом руля вытолкнул лодку в полосу воды между барками, она быстро поплыла по скользкой воде, и вода под ударами весел загоралась голубоватым фосфорическим сиянием, длинная лента его, мягко сверкая, вилась за кормой.
Лодка помчалась снова, бесшумно и легко вертясь среди судов… Вдруг она вырвалась из толпы, и море – бесконечное, могучее, – развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из вод его вздымались в небо горы облаков. Облака ползли медленно, то сливаясь, то обгоняя друг друга, мешали свои цвета и формы, поглощая сами себя и вновь возникая в новых очертаниях, величественные и угрюмые… Казалось, что там, на краю моря, их бесконечно много и они всегда будут так равнодушно всползать на небо, задавшись злой целью не позволять ему никогда больше блестеть над сонным морем миллионами своих золотых очей – разноцветных звезд, живых и мечтательно сияющих, возбуждая высокие желания в людях, которым дорог их чистый блеск.
М. Горький «Челкаш».
(191 слово)
Россия
Люблю тебя, моя Россия,
за ясный свет твоих очей,
за ум, за подвиги святые,
за голос звонкий, как ручей.
Одною общею судьбою
навеки связанный с тобой,
горжусь, как матерью, тобою,
благословляющей на бой.
В минуту горя, в час разлуки
целую мысленно всегда
твои натруженные руки
в часы бессменного труда.
В глухую ночь грозы военной
и в светлый полдень торжества
несу в себе, как дар бесценный,
огонь великого родства…
Люблю тебя с твоей тайгою,
воспетым трижды камышом,
с великой Волгою-рекою,
с могучим, быстрым Иртышом.
Люблю, глубоко понимаю
степей задумчивую грусть.
Люблю все то, что называю
одним широким словом: «Русь».
Но я пою и славлю ныне
не твой ромашковый покой,
я славлю Русь как героиню,
как землю гордости людской.
С. Васильев
(118 слов)
1
Шатер из цветущих деревьев
Мне грустную тайну открыл,
О том, что краса опадает
Потоком лиловых светил.
Не птиц умирающих перья
Плывут над тропою любви –
Склоненные ветви роняют
Весну на ладони мои.
Весну твоих уст и запястий,
Весну твоих глаз и чела,
Как будто ты вся невесомо
Сквозь пальцы мои протекла.
И в розовом ветре осталась,
Как горестный запах духов,
Лишь грустная белая тайна
Разбросанных всюду цветов.
А. Гаврилов
(83 слова)
2
У наших зим особенная прелесть:
Под вечер успокоится пурга
И хлынет свет, как будто загорелись
Закатом подожженные снега.
Сидит ворона на дубу жар-птицей,
Стоят оградой терема леса,
И кажется: вот-вот начнут твориться,
Как в мудрой русской сказке, чудеса.
Н. Рыленков (38 слов)
3
Еще утрами черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.
Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.
Еще война. Но мы упрямо верим,
Что будет день, – мы выпьем боль
до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет
двери,
С рассветом новым встанет тишина.
Последний враг. Последний меткий
выстрел.
И первый проблеск утра,
как стекло.
Мой милый друг, и все-таки,
как быстро,
Как быстро наше время протекло!..
В воспоминаньях мы тужить
не будем,
Зачем туманить грустью ясность
дней?
Свой добрый век мы прожили
как люди
И для людей.
Г. Суворов
Встречи с первой капелью
На следующий день теплым дыханием стала дышать весна, и оттаяли все цветки на земле, и согрелись начавшие набухать почки, повеселела присмиревшая птичура. Вышел день мягкий, туманный и полусонный. Словно весна, положив все силы для последнего натиска, превозмогла холод, свалила и теперь сама лежала в полудремоте, отдыхала. В эти теплые дни в голых, серых лугах желтыми пухляками зацвела ива. В жаркий майский день она стоит, окруженная тонким ароматом и гудением пчел. Если сфотографировать ее цветки против солнечного света, то длинные ресницы-тычинки с желтыми головками получаются в виде прозрачного сияния, окружающего темное сердечко.
А какие в эту пору вечера в неодетом лесу! Приходишь перед зарей на вырубку, садишься на пенек под березой, и первое, что поражает, – тишина. Только вечерней зарей в весеннем лесу начинаешь понимать, что такое настоящая тишина, ибо то, что мы обычно принимаем за нее, есть постоянный и привычный шум. Он как фон радиоволн и помех в наушниках, на который не обращаешь внимания, улавливая нужный писк сигнала.
Тишина весеннего неодетого леса живет, она наполнена голосами птичек, шорохом подсыхающей листвы и капели, неведомо откуда возникающих на голых березовых ветвях.
В. Петров «Встречи с первой капелью».
(171 слово)
Квартира Пушкина на Арбате
Решение об организации мемориального отдела московского Пушкинского музея было принято Моссоветом в 1972 году, и жизнь скромного особняка близ Смоленской площади изменилась. Получали новые квартиры десятки семей, густо населявших оба этажа. Началось исследование здания, подвергшегося за многие десятилетия искажениям и перестройкам. К счастью, капитальные стены полностью сохранились. Внимательное изучение планов и чертежей начала XIX века, сохранившихся деталей фасада помогло архитекторам вернуть зданию прежний облик, с большой точностью восстановить габариты комнат, балкон, украшения на окнах, расположение дверных проемов, печей.
Одновременно разрабатывались чертежи музейного оборудования, размещались заказы на реставрацию мебели, на шитье занавесей и драпировок и так далее. Словом, особняк переживал свое второе рождение. Однако то, что на бумаге укладывалось в две-три строчки («скоро сказка сказывается…»), в жизни потребовало многих лет напряженного труда, неустанных усилий людей разных специальностей и всевозможных профессий.
Очень своевременной оказалась находка московского инженера-физика С. К. Романюка: в 1979 году он разыскал в Центральном историческом архиве Москвы «Маклерскую книгу Пречистенской части маклера Анисима Хлебникова, 1831 года» (см. «Наука и жизнь», №6, 1979). Записанные в ней условия найма арбатской квартиры скреплены собственноручной подписью Пушкина. Документ помог уточнить и осмыслить ряд важнейших деталей.
Из него следовало, что Пушкин, заботясь о том, чтобы его первая семейная квартира была просторной и удобной, нанимает 23 января 1831 года дом «каменный двухэтажный с антресолями и к оному принадлежащими людскими службами».
Н. Волович «Квартира Пушкина на Арбате».
(211 слово)